Абрахам Мэррит - Гори, ведьма, гори! [Дьявольские куклы мадам Мэндилип]

10 ноября.

Ну, я даже рада, что пошла. Мадам Мэндилип просто удивительна. Конечно, тут есть что-то странное, чего я не понимаю, но это потому, что она так сильно отличается от всех известных мне людей, и когда входишь в ее комнату, жизнь кажется совсем другой, когда я ухожу, мне кажется, будто я оставляю заколдованный дворец и попадаю в прозаический неинтересный мир. Вчера я решила пойти к ней прямо из госпиталя. Как только я это решила, мне показалось, какой-то груз свалился с моих плеч. Я почувствовала себя веселей и счастливей, чем раньше. Но когда я вошла в лавку, белая девушка — ее имя Лиона — посмотрела на меня так, как будто собиралась плакать.

Она сказала мне странным приглушенным голосом: «Помните, что я старалась спасти вас». Мне это показалось до того смешным, что я расхохоталась и никак не могла остановиться. Тут мадам Мэндилип открыла дверь, и когда я взглянула в ее глаза и услышала ее голос, я поняла, почему у меня так легко на сердце — будто я вернулась домой после того, как ужасно истосковалась по этому дому. Чудесная комната как будто приветствовала меня. У меня было странное ощущение, что она живая, часть самой Мэндилип, как ее руки, глаза, голос. Она не спросила меня, почему я так долго не приходила. Она принесла куклу. Кукла была еще красивей, чем раньше, но у мадам Мэндилип оставалась еще часть работы, поэтому мы сидели и разговаривали, пока она доделывала. Она сказала: «Мне хотелось бы сделать куклу из вас, дорогая!» Это были ее собственные слова, и на секунду я вдруг испугалась, вспомнив свой сон. Но потом я подумала, что это ее манера выражаться и что подразумевала она просто желание сделать куклу, похожую на меня. Поэтому я засмеялась и сказала: «Конечно вы можете сделать из меня куклу, мадам Мэндилип. Интересно, какой она национальности?»

Она засмеялась вместе со мной, глаза ее стали еще больше и сильно блестели. Она принесла немного воска и стала лепить мою голову. Ее красивые пальцы работали очень быстро, как будто каждый из них был артистом. Я следила за ними очарованная. Мне захотелось спать всё больше и больше. Она сказала: «Милочка, мне хотелось бы, чтобы вы разделись, и я могла бы слепить ваше тело. Не стесняйтесь, я ведь старуха!» Мне было всё равно, и я ответила в полусне: «Конечно!» Я встала на маленький стул и наблюдала, как воск принимал новые формы под ее белыми пальцами и превращался в маленькую мою копию. Я знала, что она вполне точна, хотя и была настолько сонной, что едва видела ее. Я была такой сонной, что мадам Мэндилип должна была помочь мне одеться, и затем я, видимо, крепко уснула, а когда проснулась, увидела, что она сидит рядом и гладит мою руку. «Мне жаль, что я так утомила вас, дитя мое. Полежите, пока не отдохнете. Но если вам нужно уходить, то поспешите: становится поздно». Я взглянула на часы. Мне всё еще хотелось спать. Я еще не увидела циферблат, но уже знала, что ужасно поздно. Вдруг мадам Мэндилип прижала свои пальцы к моим глазам, и вся сонливость сразу исчезла. Она сказала: «Приходите завтра и возьмите куклу». Я ответила: «Я должна заплатить вам, хотя бы столько, сколько смогу». Она возразила: «Вы мне полностью отплатили тем, что позволили сделать из себя куклу». После этого мы обе засмеялись, и я поспешила уйти. Белая девушка была занята чем-то в лавке. Я сказала ей: «До свидания!», но она, видимо, не слышала, так как ничего не ответила.

11 ноября.

Я получила куклу, и Диана в восторге от нее. Как я рада тому, что не поддалась этим глупым ощущениям. У Ди никогда не было ничего, что бы доставляло ей столько радости. Она обожает куклу! Позировала опять для мадам Мэндилип, чтобы она могла закончить мою куклу до обеда. Она — просто гений! Удивляюсь больше, чем раньше, почему она держит лавочку. Она могла бы быть величайшим скульптором. Кукла — моя точная копия! Она попросила прядь моих волос, и я, конечно, дала ей их. Она сказала мне: это не та, которую она действительно сделает из меня. Та будет много больше. Это — просто модель, по которой она будет работать. Я сказала ей, что это совершенство, но она ответила, что большая будет из более прочного материала. Может быть, она отдаст мне эту, когда кончит работать с ней. Мне так хотелось скорей отнести куклу бэби Ди, что я оставалась у нее недолго. Выходя, я улыбнулась Лионе и заговорила с ней, а она кивнула мне, но без симпатии. Не знаю, может быть, она ревнует меня к мадам?!

13 ноября.

Впервые сажусь писать после смерти мистера Питерса утром 10-го. Я только что кончила писать о кукле Ди, когда меня вызвали на ночное дежурство в госпиталь. О как я жалею, что не отказалась! Никогда не забуду эту кошмарную ночь. Никогда! Не хочу ни писать, ни думать об этом! Когда я пришла домой рано утром, я не могла заснуть и мучалась, мучалась, стараясь выкинуть из памяти его лицо. Я думала, что достаточно тренирована, чтобы не испытывать волнения от поведения пациентов. Но тут было что-то… Затем я подумала, что только мадам Мэндилип может мне помочь забыть всё это. Поэтому я пошла к ней около двух часов дня. Мадам была в лавке с Лионой и, казалось, была удивлена, увидев меня так рано. И не так приветлива, как обычно, хотя, может быть, мне только показалось это. Как только я вошла в ее чудесную комнату, я всё забыла. Мадам что-то делала из проволоки, сидя за столом, но я не рассмотрела что, так как она усадила меня подальше на небольшом удобном стуле. «Дитя мое, вы выглядите усталой. Посидите и отдохните, пока я кончу. Перед вами лежит интересная старая книга». Она указала мне на странную старую книгу, длинную и узкую. Она, видимо, была старинная и походила на средневековую, написанную от руки старыми монахами. На рисунках были сады и деревья, причем очень странные. Людей видно не было, но при этом вас не покидало ощущение, что они скрываются за деревьями и следят за вами оттуда.

Не знаю, сколько времени я рассматривала эти картинки, всё стараясь увидеть прячущихся людей, но, наконец, мадам позвала меня. Я подошла к столу, всё еще держа книгу в руках. Она сказала: «Это кукла, которую я делаю из вас. Возьмите и посмотрите, как искусно это сделано». И она показала на что-то проволочное на столе. Я подошла и вдруг увидела, что это скелет. Небольшой, как у ребенка, и вдруг лицо Питерса сразу явилось предо мной, я вскрикнула в панике и протянула вперед руки. Книга выпала из моих рук и упала на проволочный скелет, раздался резкий звук, и скелет подпрыгнул. Я пришла в себя и увидела, что конец проволоки высвободился и, проткнув оболочку книги, торчит оттуда. Мадам Мэндилип ужасно рассердилась. Она схватила меня за руку и сжала до боли, глаза ее метали молнии, она сказала странным голосом: «Почему вы это сделали? Отвечайте! Почему?!» И тряхнула мою руку. Я не осуждаю ее теперь, но тогда она испугала меня, видимо, она подумала, что я сделала это нарочно. Потом она увидела, что я вся дрожу, и ее глаза и голос стали ласковыми. «Что-то волнует вас, дорогая. Скажите мне, может быть, я смогу вам помочь». Она уложила меня на диван, села рядом и стала гладить мои волосы и лоб, и я вдруг рассказала ей всю историю Питерса, хотя раньше никогда и никому не рассказывала о пациентах госпиталя. Она спросила, кто его привез в госпиталь, и я сказала «Рикори», и, что, кажется, он был знаменитым гангстером. Ее руки успокаивали меня, мне хотелось спать, и я рассказала ей о докторе Лоуэлле, о том, какой он великий доктор, и как ужасно я влюблена в доктора Б. Я очень сожалею, что рассказала ей об этом. Никогда ни с кем я не была так откровенна, но я была так потрясена, и как только начала рассказывать, уже не могла остановиться. Всё в моих мозгах перепуталось; когда я подняла голову и взглянула на нее, мне показалось, что она упивается моим рассказом. Я была не в себе. Когда я кончила, она приказала мне поспать и сказала, что разбудит, когда захочу. Я ответила, что должна уйти в четыре. Сразу уснула и проснулась успокоенной и отдохнувшей. Когда я встала, маленький скелет и книга всё еще лежали на столе. Я извинилась, Она сказала: «Лучше книга, чем рука, дорогая. Проволока могла сильно поранить вас». Она попросила меня привезти мою форменную одежду, чтобы сделать такую же кукле.